[Текст] [Фотографии] [Фонд] [Язык, кодировка]

  Учитель и его игры.

Сергей Трифонов
(Огромное спасибо тем, кто помог мне написать и отредактировать это. Но за все спорное в этом тексте отвечаю я сам)


    Итак, Сергея Григорьевича не стало. Того, настоящего. А у меня внутри есть другой, его отражение. Другому в этом году стукнуло двадцать, и он  не умер, ему было очень больно и плохо недавно, но сейчас он поправился, хотя, как всегда его смех иногда заканчивается глухим кашлем. Но это - как обычно. Умрет он - только вместе со мной. А сейчас, как только я его вспоминаю, он появляется, как обычно, со своим вечным портфелем и квадратными очками, и смотрит на на меня спокойно и с интересом. А потом скажет что-нибудь. Как всегда, я примерно представляю, что он скажет. И как всегда это будет немножечко интереснее, живее, чем я себе представлял. Как всегда... Так вот, я пишу о своем Сергее Григорьевиче. Если кто-то из вас, дорогие мои, найдет здесь обрывки своих слов или мыслей - это я и у вас подслушал и вставил сюда. Если кто-то сочтет это галиматьей - бросьте вы это чтение, я не обижусь. Если кому-то не понравится эта моя странная каша из вычурности, пафоса и прозы - тоже бросьте, но только не обижайтесь! Я просто не знаю, где кончается пафос и начинается бытовуха, и, наверное, никогда не знал. Итак, я продолжаю.

  Пятый прокуратор Иудеи и прочие.

    Почему-то, когда "Мастер и Маргарита" - обязательно Сергей Григорьевич. Уж сколько я ни думал, почему, какое отношение он имеет к персонажам этой феерии - никак не получается понять. Ну, ладно, именно он мне когда-то порекомендовал ее прочитать. Но ведь это - не единственная книжка из этой серии, да и не он один ее любит. И все-таки. Недавно я хотя-бы сформулировал что-то внятное: Сергей Григорьевич - это для меня тот, кто за кадром читает про абриковосую, дающую обильную пену, про Ивана, мучающегося в полнолуние, и вообще про все подряд. И главное - голосом Сергея Григорьевича произносится Главный Вопрос: правда ли, что самый тяжкий порок - это трусость? Конечно, хочется вместе с героями романа сказать: "Да!". Но давайте этого не говорить, давайте оставим вопросительный знак.  И обведем его кружочком, чтобы не забыть. И это-то и будет мой Сергей Григорьевич. "Зачем все это?" - спросит кто-то. Отвечаю (Он бы, наверное, не стал): этот вопрос надо задавать самому себе, и слушать, что скажет твоя собственная совесть. Не послушать один раз и успокоиться, а слушать раз за разом, иногда. И не забывать НИКОГДА...

    А еще (я наверное это видел во сне) - очень хочется выйти на лунную дорогу один на один с Ним, пойти по ней и спросить: "Ну, Сергей Григорьевич! Ну признайтесь! Вы же не умирали никогда?" И он ответит: "Конечно, не умер, это тебе показалось. ЭТО не заканчивается!.."

    Ребята! Ну и вправду, как же это может кончиться? Разве только - вместе с нами? Да и то, только если никому не удастся передать ЭТО дальше...

  Правила обращения с одноклассниками. Подписано: Роман С.Г.

    Сколько раз я ни сидел после завершения школы на Его уроках - меня всегда поражала та же, что и у нас атмосфера: каждый из тридцатки довольно громко высказывает свое мнение, часто одновременно, кое-кто начинает спорить, но в любом случае всех терпеливо выслушивают. Если твое мнение не интересно - тебе дадут об этом знать простодушно и сразу, но оскорблять тебя не будут; говори, что хочешь. И еще: вести себя надо честно, просто потому, что вранье никого никак не спасает, умных слишком много, да и кроме недоумения этот трюк ничего не вызовет. Я пытался участвовать в обучении разных матклассов - нигде кроме НАШИХ классов не видел похожего.

    Вот характерный пример того, как это было. Где-то года через полтора после окончания школы нас собрал Сергей Григорьевич, чтобы мы помогли его защитить от нападок бывшего нашего учителя физики, разошедшегося в своих интригах выше всякой меры. Мы написали письмо и почти все его подписали. Но не все. Один (а может быть и больше, точно я не помню) из нас сказал, что он вместо вполне характерной для нашего класса ненависти к сему физику, испытывает наоборот глубокую признательность, и подписывать письмо  не будет. Мы с интересом его выслушали, поспорили с ним, а потом разошлись, не испытывая никакой враждебности. Все это ДЛЯ НАС было и есть нормальное поведение, и нечего было бы его описывать, если бы я не видел, как еще и не за такие пригрешения в других компаниях ренегаты приговавались к публичному осуждению и поруганию. А вот у нас такого не было, и не могло быть. Потому, что мы слушались и подражали Сергею Григорьевичу, а Он всегда относился к своим ученикам с уважением.

    Я крайне благодарен Ему и своему классу за то, что меня никто не провоцировал взрослеть раньше времени. Прошлa пара лет после школы, и я стал ухаживать за девушками, в свое время. Раньше я просто не был к этому готов, но никто меня этим не попрекал, хотя наверняка знали об этом все. Не только я один такой, каждому что-нибудь прощалось. Вернее, не прощалось, а оставлялось на его собственное разумение. А еще, не будучи евреем, я просто не знал, что вопрос о поступлении наших однослассников с "неправильным" пятым пунктом активно обсуждался. Почему я даже не заметил этого в школе? Да потому, что никому и в голову не приходило делиться со мной мыслями, меня не интересующими.

    Такие у нас уж были правила игры. Прошло время - и я только сейчас понимаю, как серьезно нас готовили к будущей реальности. И еще - что сам Сергей Григорьевич всегда слушался своей совести, жил с ней в ладах, и от нас это просто не скрывал. Не демонстрировал, но мы-то это чувствовали, и считали его куда выше себя. Правильнее, мудрее и справедливее. А Он сам вроде бы ничего совсем мудрого не говорил. Он слушал и пытался услышать то, что говорит душа школьника, а затем говорил, что он сам, как "просто" человек, думает об этом. И при этом не лез он в душу, мы сами все ему пытались выложить. И смотрели на него снизу вверх. (Мою маму это всегда забавляло. Она никак не понимала, как здоровенным школьникам удавалось смотреть на маленького Сергея Григорьевича снизу вверх.) А иногда - мы задавали ему коварные вопросы. И он отвечал всегда правдиво, но никогда не оскорбительно. Иногда адресату, конечно, было совсем не по себе, но мы ведь знали, что за правду не обижаются.

 Мера свободы.

    Уже когда учились в школе, мы знали, чего мы хотим в будущем. По крайней мере, начинали понимать, кому из нас - место на кухне в интеллигентной компании ровесников и старших, кому - в научной лаборатории, кому - в ответственном министерстве, а кому и в парткоме. Не знали точно, но догадывались. А еще мы всегда знали, что куда бы мы ни попали, вокруг будет достаточно удобно и просто; во всяком случае нам всегда подскажут, что хорошо и что плохо, в соответствии с теми правилами  игры, которые выберем. А еще - мы немножечко хотели свободы. Или может наоборот: мы сильно хотели свободы, но чтобы ее было столько, сколько мы сами захотим.

    А потом началось то, что началось. Время подарило нам Огромный Дар - Свободу с большой буквы. Но вот только в таких количествах, что полетели мы от нее вверх тормашками, как от пожарного брадсбойта. Развалилась и исчезла система компашек, собирающихся на кухнях и у костров. Дал ладно там компашки - поломалась общая мораль, на которой основывались наши дружеские союзы - вот столько Свободы мы получили. Я - неисправимый оптимист, мне кажется, что постепенно мы все оправляемся от этого удара, встаем на ноги и опят начинаем собираться в компании. Но сейчас - мы другие: каждый из нас - одиночка. Мы стоим на собственных ногах, у каждого из нас СВОЕ представление о добре и зле, и когда между нами возникают серьезные разногласия - мы пытаемся долго и терпеливо поладить друг с другом. Раньше - все было просто и комфортно: за нас думало общественное мнение, в спорных вопросах достаточно было спросить уважаемого старшего - и все становилось ясно. А сейчас - ничего этого нет, и прислушиваться приходится к голосу СВОЕЙ совести, а не к стройному хору голосов уважемого, но не выдержавшего перемен Коллективного Мнения. Не спросив, нас сделали свободными, а мы-то до этого и не знали, что свободный взрослый человек сам должен ВСЕ свои вопросы уметь решать сам, без подсказок.

    При чем тут - Вы скажете - Он? Очень даже при чем: у нас - у Его учеников - была фора: мы, сами того не замечая, получили в школе "практикум по общению со свободой". Нельзя сказать, что нам было проще окружающих. Но мне кажется, мы вели себя куда техничнее - и снимали какой-то груз с наших близких. (Может быть, эта последняя моя формулировочка слишком высокопарна и читатель сочтет его липой. Но это - мое собственное ощущение. Если кто не согласен - пожалуйста. Но задумайтесь, а вдруг - это так?)

  О скрытности

    Недавно мой друг сказал в сердцах: "Сергей Григорьевич был скрытен". Я ему ответил: это и так, и не так, и обещал подумать. Вот что я придумал.

    Да, приходится признать, что была целая сфера вопросов, в которые Сергей Григорьевич не забирался, а нам просто не приходило в голову самим его об этом выспрашивать. Я оговорю о "взрослой жизни". Не было никакого смысла задавать Ему вопрос: "А вот я встречаюсь с одной девочкой, но недавно понял, что люблю другую. Что мне делать?" Мы просто знали то единственное, что Он нам мог посоветовать. Это - самый честный и тяжелый вариант действий. Ну а еще более сомнительные вопросы было задавать Ему вообще кощунственно: там, где не действует логика, опыт Сергея Григорьевича был вообще неприменим. Мы это знали. Или просто чувствовали.

    Когда я сам начал пытаться учить детей, поначалу я недоумевал: существует очень много легких трюков, которые могут заставить школьников смотреть в рот своим старшим товарищам. Ведь достаточно просто сказать мысль, до которой школьник сам собой дорастет через полгода, или через два дня. Когда я стал еще постарше, я понял запретность этого: трюки-то дешевые и неинтересные, а следовательно вредные.

    И вообще, настоящие взрослые вопросы, а не всякие там переходные - они всегда требуют честных и тяжелых ответов. И когда принимаешь взрослое решение - не грех спросить о них своего Сергея Григорьевича. Так что сейчас я понимаю так: мы можем почувствовать, как Он рос, и можем знать его, как взрослого человека. Но по профессиональным (а может и всяким другим - я не знаю, это не мое дело) причинам - над тем, как он НАЧИНАЛ решать "взрослые проблемы", висит плотная завеса. Ну и хорошо.

  О математике

    Говорят, в последнее время Он учил детей из гуманитарных классов и долгое время мучился: ведь умные ребята, а математики не понимают. Но и тут он, вроде бы, научился работать. Трудно ему было без математики. Но никогда не складывалось ощущение, что для Сергея Григорьевича математика была смыслом жизни. Она была не смыслом, а просто формой существования; руслом, по которому текла жизнь. И еще: детей надо учить чему-то тяжелому и важному, а иначе будет детский сад. Получается учить математике - вот и хорошо, от добра добра не ищут. Мало кто из выпускников его классов стал профессиональным математиком ("выход", собственно, вообще "в норме" для математических классов; только со стороны кажется, что единственное, чему там учат - это математика). Занятия у нас всех самые разные. Но по-видимому каждого из нас не может не раздражать отсутствие логики и тупость. И еще: нас не купишь на дешевые спекуляции, мы все умнее.

    Он был и остается очень добрым человеком. Но при всем при том при этом, я не раз смотрел, как Он разбирается в скандалах, которые по всем формальным признакам были с той, неправильной, стороны границы между Добром и Злом. Просто сначала Он выяснял, что хорошо и что плохо для его собеседника, как устроена его логика, а потом в соответствии с логическими законами доходил и до того, как же надо решать возникшую проблему. Логика - очень жесткая и одновременно беззащитная вещь: единственная ложь - и все рушится. Если бы не ощущение, что рядом с тобой - благожелательный человек со своими СОБСТВЕННЫМИ понятиями о Добре и Зле, если бы ни Его желание понять тебя, как равный равного - осталась бы, наверное, дикая обида за всю жесткость и бескомпромиссность ситуации. А так - только признательность за образовавшийся в голове порядок. Никогда Он не судил нас, он просто пытался понять и помочь. И это у него получалось замечательно.

    А еще - он никогда не скрывал от нас своего незнания, если таковое имело место. И когда сомневался - этого тоже не скрывал. Как ни странно - незнание и сомнения только укрепляли его авторитет. Он не был для нас ни судьей, ни тренером. Он был нашим Старшим Партнером.

    Пожалуй, в последнее время я определил для себя своего главного врага в жизни. "Ложь", она же "вранье". Это - такая штука, которую очень просто впустить в дом, в душу, куда угодно. Но потом очень трудно ее оттуда вытащить.  Ложь обращается с нами, как с игрушками, и жаль, когда мы этого не видим. Быть собой - это значит в том числе и не врать самому себе. Это трудно, но можно. Спасибо, Сергей Григорьевич!

    Игроки

    Мадам, месье, синьоры,
    К чему играть спектакль?
    Когда вся жизнь - театр,
    А люди в нем - актеры,
      Не так ли?...
    Раз об этом задумавшись, не получается остановиться. Я сознательно оставил разговор об Игре напоследок, иначе бы только про это и писал.

    Сколько у нас было игр? Футбол, пушбол, шарады, ассоциации, монополия - это обычные игры. (Для непосвященных: пушбол - это игра "пушем", белым плассмассовым кубиком, сбитым с угла железной парты, пара на пару, один забивает, другой вратарь.) Свои собственные, приспособленные под "нужды класса": пятнашка с изображением до боли знакомого учителя физики, "жалобная книга", где каждый от лица себя или псевдонима имел право пожаловаться или ответить на жалобу... Каждый классный вечер (в школьное время) означал показ наспех подготовленного спектакля на актуальную тему. В конце концов - наша замечательная постановка Винни-Пуха (горд, что играл там главную роль!), которую мы полгода готовили, и так и не показали, потому что готовить было намного интереснее...

    Игра была все время, и Он играл с нами на равных, и во все подряд. Обычное разделение на команды для игры в футбол - по группам по матанализу. И не понятно, что тут было первым: анализ или футбол. Любой урок по математике - это тайм или два подряд. И он играл чисто, честно. По правилам.

    Главная игра - конечно, в математику. Как и везде, тут есть свои правила, нарушение которых никем не поощряется. Но это Игра, а не что-либо иное. И это - очень важно и серьезно, всех нас эта Игра сделала другими, возврата нет и не может быть.

    Но не только Математика вспоминается. Куда чаще мне видится Он в электричке, в метро, где-нибудь еще, куда мы едем за чем-то интересным. И Игра продолжается все время, пока Он с нами. Для Него все это - нормальная жизнь, мы чувствуем, что так он может и работать, и отдыхать. Мы - не обуза, мы - и вправду партнеры. Ими были, ими и остаемся.

    Иногда "сверху" сваливаются игры, которые надо обязательно провести. Например, "личные комплексные планы" (термин "комплексный" означал: в них есть добрая мнимая составляющая). "Сверху" поступало указание провести это мероприятие, которое в трезвом сознании ничем, кроме бреда, назвать нельзя. И мы во главе с Сергеем Григорьевичем это мероприятие "проводим". И не стыдно нам перед ним и перед собою ровно потому, что мы чувствуем: это - игра, поабсурднее, чем в Винни-Пуха, но все равно - игра. Я думаю, "уживчивость" Сергея Григорьевича в школах, которая при мне несколько раз обсуждалась другими учителями - на игре и основывалось: если правила - плохие или идиотские - это еще не повод считать, что один тайм нельзя поиграть. Техника игры дает огромный запас прочности, и мелкие проблемы растгворялись, а Он оставался. Когда же у Него возникали действительно серьезные проблемы с администрацией школы - он уходил и, как я понимаю, что на компромиссы не шел.

    Когда мы, щенки человеческой породы, попали в класс - мы почувствовали эту непрерывную игру, и активно в нее включились. Не отдавая себе в этом отчет. А наш основной Партнер - он настолько честно и чисто играл, что ничего кроме восхищения вызвать не мог. Проходило школьное время - и Он нас отпускал. Вернее, мы рвались поиграть в другие, более взрослые игры, и Последний Звонок означал для нас старт, а не финиш. Старые игры оставались позади, где Сергей Григорьевич собирал себе новую команду щенков...

    Вообще, Главное Дело жизни Сергея Григорьевича - это начинать, выпускать кого-то в Жизнь. Он только начинал свои дела, ни о каком завершении не могло быть и речи! Я ему завидую: у меня как раз основные силы уходят на завершения, а ему это было просто не надо! И смешно сейчас говорить, что все кончено. Все продолжается. Да, очень больно, что такой замечательный игрок, многие годы бывший твоим партнером, ушел. Ты сам играешь в одиночку, и дать Ему самый красивый пас уже не получится никогда. Но забыть Его нельзя, Он еще поможет мне жить дальше!

    Биологи говорят, что человек - это такой зверь, который научился долго жить и в том числе размножаться, не выходя в действительно взрослое состояние, оставаясь по биологическим меркам ребенком. А еще они говорят: чем сложнее организована жизнь зверя - тем больше времени в детстве звереныш играет. Вот мы и играем всю жизнь - делаю я свой вывод - наверное это правильно?

    А мы - мы играем слабо!
    Ах как бы нам хотя бы
    Не путать амплуа!..
 
 

Страницы собрал Simon Hawkin.
Hosted by uCoz